Отрывок из книги Виктора Александровича Шарапова «Мои университеты»
ЧАСТЬ I
Был я у родителей первенцем из семи детей, желанным ребенком. Мои родители поженились в августе 1934 года в деревне Кутьково, появился я на свет 18 июня 1935 года на Духов День в понедельник после Троицы в воскресенье.
Ровно год назад девушка Домна Казакова (моя мама) шла к своей тете Анастасии Дмитриевне Глебовой на престольный праздник Духов День по деревне Кутьково и была замечена Александром Шараповым (моим отцом). В деревне Пуминово на гулянии они познакомились, понравились друг другу. Саше Шарапову было двадцать семь лет, а этот возраст считался «переходным»:
в двадцать лет ума нет — и не будет, в двадцать пять жены нет — и не будет. У всех период бракосочетания разный, говорил отец мне: раньше встанешь да раньше женишься — не хватишься!
В семье, куда пришла моя мама, были: Иван Степанович — свёкор, Марфа Степановна — свекровь и деверь Николай, которому исполнилось 15 лет.
К тому времени только что организовался колхоз, и невестка с деверем стали трудиться на сенокосе, уборке урожая. Зимой молодуху отправляли на лесозаготовки, но подросток пошел вместо нее.
Дед Иван Степанович служил в лесной охране, территория, которую он обходил, простиралась от реки Лужмы до Кармозера.
Мой отец работал делопроизводителем в Лукинском сельском совете Приозерного района.
Осенью и зимой мама, по ее выражению, «бегала» за 15 километров в деревню Казаково, где жили ее отец Александр Дмитриевич Казаков, 44 лет, мать Парасковья Андреевна того же возраста, слепая, брат Пётр, 14 лет, брат Николай, 8 лет, сестра Клавдия, 6 лет, и сестра Анфиса, 2 лет.
Мама рассказывала мне: «Натоплю баню, помою полы, постираю бельё и бегу обратно в свою новую семью».
Назвала она как-то свекровь мамой, та резко ответила:
«Я тебе не мама, зови меня маменька». Отношения между этими двумя женщинами были сложными.
Осень после свадьбы родителей была удачной на боровую дичь. Два охотника — дед да отец — привозили на лодке с Лужмы много глухарей, косачей, рябчиков, да столько, что молодуха устала теребить дичь. Мама говорила, что даже мозоли натерла на пальцах. В этой семье мяса и рыбы было в достатке.
Отец в колхоз не вступал, поехал на станцию Пукса, стал работать в лесопункте десятником, позже — сцепщиком тракторных комплектов на вывозке брёвен из лесосеки. Трактора были американские — «Фордзон».
В конце 1937 года родилась сестра Валентина, меня оставили у бабушки Марфы в деревне Кутьково.
Мамина мама бабушка Парасковья умерла в 1938 году, дед
по матери Александр утонул в августе 1940 года на реке Лужме.
Брат мамы Пётр вернулся со срочной службы. В то время наркомом РККА /рабоче-крестьянской Красной Армии/ был Тимошенко по прозвищу «тряпочник». В недельный срок демобилизованный красноармеец должен был сдать в военкомат обмундирование первого срока носки. И Петр ходил дома в обносках.
В это время я заболел воспалением лёгких. Помню, лежал на деревянном диване, а меня что-то давило, было тяжело дышать.
Дядя Николай Иванович, который по комсомольскому набору служил стрелком в лагере, сидел около меня, плакал и пел:
«Далеко из колымского края
Шлю тебе я, Валюша, привет.
Как живёшь ты, моя дорогая?
Напиши поскорее ответ…»
и другие песни лагерного фольклора.
Дядя Петя работал продавцом в Наволоцком сельпо. Помню, дал мне большой кусок халвы, я положил его во внутренний карман тужурки. Позже съел с удовольствием, а во время войны лизал этот карман, потому что он долго был сладким.
Моих тётушек Клавдию и Анфису дядя Петя отвёз в Коношский детский дом, а сам уехал в Архангельск, там был призван
на войну, потом пришла похоронка — убит, похоронен в селе Молочино Ржевского района Калининской области.
В деревне Казаково жили в тесноте: бабушка Марфа, родители, дядя Николай, я, моя сестра Валентина и брат Игорь, 1941 года рождения. Спали на печи и полатях над входной дверью и под потолком. Постельного белья не было, укрывались пальтушками да шубами.
На печи было много тараканов, один забрел мне в правое ухо, бабушка долго хлопотала по его изъятию: спускала в ухо воду, поворачивала меня ухом вниз.
Питание было простое: чугун густой каши из ячневой муки или чугун картошки с капустой, грибами. Хлеб тоже пекли
в печи. Устье ее всегда направлено в сторону стола, пока горят дрова, стол освещался, что давало возможность хозяйке стряпать.
Отца взяли на войну осенью 1941 года. Воевал на Волховском фронте под станцией Мга, был контужен, отправлен в госпиталь Кировской области. Вернулся он на костылях в конце лета 1942 года.
Дядя Николай был старше меня на 9 лет. В то голодное военное время он обеспечивал нас лесной дичью: ставил силки на куропаток. Он ежедневно на лыжах ходил в лес и проверял силки, не попалась ли птица. И я тоже иногда ходил по его лыжне на его лыжах. Но вот как-то конце 1942 года я катался с горы
на реку Онегу, мне было 7 лет, одна лыжа слетела с ноги и «убежала» в полынью. Она уплыла по реке и мне было очень стыдно перед дядей, что я потерял её. Но бабушка говорила мне,
что в деревне Кутьково у неё есть лыжи, которые она отдала
на время деревенским ребятам. Но я их так и не нашел.
Знакомые бабушкины колхозники из Приозёрного района заходили к нам пить чай. Они привозили сено на станцию Наволок для конницы Красной армии. Как-то раз я сел на последнюю подводу, доехал до деревни Денисово, где слез с дровней, перешёл реку Онегу по тропе, поднялся в деревню Кутьково. Мачеха Степана Алексеевича Шарапова, Александра, меня не приняла, пришлось уйти в соседнюю деревню Пуминово к Анастасии Дмитриевне Глебовой /родной сестре моего деда Казакова Александра Дмитриевича/. В воскресенье пришла из Федовской школы моя крестная мать Мария, вскоре пришла и моя мама.
Ходили мы с Марией на вечеринку. В деревенской избе при свете керосиновой лампы молодежь танцевала кадриль под собственный аккомпанемент: тра-ля-ля.
Когда мы с мамой стали собираться домой, тётушка дала нам картошки, лука и немного муки, мы все это добро погрузили на санки и при свете полной луны шли по дороге по правому берегу Онеги. Шли по деревням, окна домов освещались керосиновыми лампами или горящими лучинами. Заходили к родственникам Звягиным в деревню Шумову, встречались с моим троюродным братом Виталием, который в то время ходил в первый класс.
Помню сенокос и уборочную зерновых летом и осенью 1943 года, мы, ребятишки, помогали матерям, находились около лошадей, управляли ими.
Первого сентября пошел в первый класс в соседнюю деревню Оксово. Было нас, первоклассников, человек двадцать, учительница Лукерья Павловна выдала нам по тетради в косую линейку для чистописания и по карандашу. Писали на тетрадях, уже исписанных, между строчками или на книгах.
На первом этаже нашей школы иногда «крутили» немое кино. На скамье была установлена электродинамка, мы крутили ее по очереди.
В январе 1944 года наша семья погрузилась в теплушку / вагон с печью / и покатила в Костромскую область, туда перевели отца осенью 1943 года. Поселились в деревне Россолово, помню хозяина бородатого по фамилии Майоров, его дочь и её сожителя, который запомнился тем, что пил духи и одеколон, в туалете всегда пахло парфюмом.
За речкой Вёкса были деревни, в одной из них отец договорился брать молоко. Зимой на лыжах ходил я туда с котелком, нес домой замороженное молоко. Летом на какой-то праздник был я в гостях у этой тетеньки, у которой брали молоко, и до сих пор помню вкус и запах пирогов, которые она пекла.
Школа была в двух километрах от деревни, в ней я учился до четвертого класса. В 1944 году во время жатвы переехали в соседнюю деревню Берёзово. Но как-то напали на меня деревенские ребята и стали избивать, хорошо, что недалеко оказались какие-то женщины, они защитили меня. После этого случая с березовскими ребятами я долго не ладил.
Мы жили в передней части избы, хозяйка тётя Шура жила в боковой с сыновьями Сашей и Володей. С младшим мы учились в одном классе. Было у него прозвище «беспалый» — на правой ноге отсутствовали пальцы. Женщины жаловались тёте Шуре: «Опять твой беспалый лазил ко мне в огород!». Его мать рассказывала моей маме: «Беременная кормила поросенка и постоянно нажимала животом на жердь в изгороди».
Отец сделал мне лодку, и я стал перевозить через реку Вёксу людей. Появились деньги, купил я бутылку водки и угостил своих обидчиков, с той поры они не трогали меня.
После Дня Победы у хозяйки вернулись муж и два сына, младший из них в звании капитана,1924 года рождения, привёз немецких тетрадей, мне тоже досталась одна.
Вскоре наша семья перебралась в другой дом, хозяева которого уехали в пригород Ленинграда в совхоз. У дома был огород, яблоня, баня.
Осенью 1946 года отец уехал на малую родину в деревню Казаково, где жила бабушка Марфа. Вернулся в декабре, взял меня, и мы снова поехали на Север. Учился я в «Белой школе»
в четвёртом классе. Помню, проходили десятичные дроби, а
для меня это было повторением пройденного.
В марте 1947 года поехали снова в Березово, но бабушка отказалась ехать с нами, хотя была сильно больна. Она не ладила с моей мамой.
В школе я стал отставать, а когда в апреле мы переехали в город Галич, меня не допустили к экзаменам. В сентябре я снова пошел в 4-й класс.
Вскоре наша семья опять переезжала, теперь уже в Калининградскую область. Там закончил 6 классов и в 1950 году поступил в Школу юнг в городе Советске.
В 1952 году уже начал работать на судах вспомогательного флота ВМФ и учился в 7-м классе вечерней школы военного городка Лиепая. В январе мне дали отпуск, я поехал к родителям, школу бросил. В сентябре 1953 года снова пошел в 7-й класс,
а в октябре мы опять перешли на корабле в город Балтийск, там окончил 7-й класс.
Восьмой класс окончил в посёлке Оксовский в 1962 году.
Вот такое моё школьное образование.